— Со мной все хорошо, просто великолепно. — Я сажусь.
— Вы уверены? — Мисс Эррол привстает, но только для того, чтобы опуститься на корточки. Я киваю и ощупываю голову. Вроде висок побаливает, но крови нет.
— Уверен, — отвечаю.
На самом деле мне все кажется слегка отдаленным, но головокружения и слабости я не чувствую. Да и сознание достаточно ясное, чтобы я догадался сунуть руку в карман и предложить мисс Эррол носовой платок. Она его берет и прикладывает к носу.
— Спасибо, мистер Орр, — благодарит она, не отнимая от носа белую ткань.
Парнишки-рикши и носильщики портшеза вопят, переругиваются, машут руками. Толпа зевак все растет. Я с помощью девушки поднимаюсь на дрожащие ноги.
— Правда-правда, я целехонек. — На время в моих ушах снова появляется рев, потом постепенно стихает.
Мы подходим к покалеченным транспортным средствам. Мисс Эррол глядит на меня и говорит через платок, отчего голос получается насморочным:
— А как ваша память? Не проснулась от такого удара по голове?
Я осторожно качаю головой, а мисс Эррол заглядывает в коляску, вынимает тонкий кожаный атташе-кейс и смахивает с него пыль.
— Нет, — отвечаю, подумав. Я бы нисколько не удивился, обнаружив, что после столь мощной встряски еще больше забыл. — А вы? С вами все в порядке? Ваш нос…
— Чуть-чуть кровоточит, — кивает она, — но не сломан. Еще несколько синяков, но в целом дешево отделалась. — Она кашляет и сгибается чуть ли не в три погибели; я не сразу понимаю, что это опять смех. Отсмеявшись, резко встряхивает головой:
— Простите, мистер Орр, это я во всем виновата. Обожаю быструю езду. — Она поднимает атташе-кейс. — Папа в соседней секции, это его чертежи, он их ждет. Я и решила: хороший предлог, чтобы с ветерком прокатиться. Может, на поезде и быстрее, но… Извините, мне и правда надо ехать. Если вы уверены, что целы, то я вас здесь оставлю, а сама поднимусь лифтом наверх и там сяду в поезд. А вам лучше отдохнуть. Тут рядом бар, я угощу вас кофе.
Протестую, но сейчас я слишком беспомощен. Меня отводят в кафе. С минуту мисс Эррол скандалит на улице с носильщиками портшеза и рикшами, затем поворачивается: из тумана позади нее с визгом клаксонов появляется новый рикша. Она бросается к этому пареньку, что-то быстро ему говорит, возвращается в бар, где я прихлебываю кофе.
— Ничего, наняла другую коляску. — Она запыхалась. — Надо ехать. — Мисс Эррол отнимает от лица окровавленный платок, смотрит на него, шмыгает носом на пробу, заталкивает платок в глубокий карман кюлотов. — Потом верну, — обещает. — Уверены, что вам не надо в больницу?
— Да.
— Тогда до свидания. Еще раз простите. И будьте осторожны. — Она пятится, машет мне, потом быстро выходит на улицу, щелкает пальцами рикше. Еще один — прощальный — взмах руки, и мисс Эррол исчезает в тумане.
Подходит бармен, чтобы снова наполнить мою чашку.
— Молодежь… — улыбается он и укоризненно качает головой.
Интересно, кто же тогда я в его глазах? Почетный пенсионер? Впрочем, поглядев в зеркало за стойкой бара, я понимаю, в чем тут дело. Я уже готов объяснить вслух причину своей непрезентабельности, но тут с улицы, как безумные, бибикают каблуки, и мы с барменом дружно поворачиваемся к окну. Снова возникает только что нанятая мисс Эррол коляска, резко тормозит и разворачивается у самой двери. В проеме показывается темноволосая голова.
— Мистер Орр!
Я машу рукой. Похоже, новый рикша уже злится. Двое предыдущих и носильщики портшеза оторопело внимают.
— Это насчет путешествий. Я дам о себе знать, ладно?
Я киваю. Кажется, мисс Эррол удовлетворена. Она откидывается на спинку сиденья и щелкает пальцами. Коляска снова срывается с места. Мы с барменом переглядываемся.
— Наверное, боженька чихнул, когда вдыхал жизнь в это создание, — ухмыляется он. Я киваю и пью кофе, разговаривать не хочется. Он возвращается к своему привычному занятию — мытью стаканов.
Я изучаю в зеркале напротив, над гордым строем стаканов и красочными рядами бутылок, свою бледную физиономию. Соглашаться на гипноз или не соглашаться? Кажется, меня уже загипнотизировали.
Еще какое-то время сижу в кафе, прихожу в себя. С улицы уже унесли портшез и двуколку, а туман никуда не делся, наоборот, он теперь еще гуще. Покидаю кафе и сажусь в лифт, потом еду на поезде, потом снова на лифте, и вот я дома. Там меня ждет посылка.
Инженер Буч возвратил мою шляпу, присовокупив к ней сопроводительную записку с пространными извинениями. В них много выспренности, но мало оригинальности и еще меньше грамотности. Даже фамилию мою он написал с ошибкой: «Ор».
Зато шляпу привела в порядок рука опытного чистильщика. Страдалица пахнет освежителем и выглядит новей, чем перед моим походом в «Дисси Питтон». Я выношу ее на балкон и швыряю с размаху, и она улетает в серый туман по нисходящей кривой, быстро, бесшумно и гордо, словно в невидимых отсюда серых водах ее ждет какая-то почетная и важная миссия.
Мне вовсе не обязательно тут торчать я вообще блин куда угодно могу сквозануть.
Тут в моем разуме в моем мозгу в моем черепе (и все кажется таким оч-) нет (нет, потому что «все это кажется сейчас таким очевидным» — клише, а у меня вжившаяся, въевшаяся, впитанная с материнским молоком ненависть к клише (и кликам, и кличам). Кстати, насчет кличей — это я так, провожу точку (бред с точки зрения математики, ведь если проводить точку, получишь линию, и какая тогда, к чертям собачьим, точка?). В смысле, что это за точка, дьявол ее побери? Где это я, о чем? (Дьявол побери и эти огни, и эти трубы, и все это верчение-кручение, и все эти уколы-приколы, и вообще, трудно ли тут сбиться с толку напрочь?