— Не знаю, сэр. Наверное, туда, где вы их взяли. Точно могу сказать: не в мой департамент.
— Но ведь они — мои!
Он хмурится, снова заглядывает в папку, снова шуршит бумагами. Отрицательно качает головой, участливо улыбается:
— Нет, сэр.
— Мои, черт возьми!
— Простите, сэр, но они не ваши. Собственность больничной администрации. Видите, вот здесь написано? — Он сует мне под нос список всех моих покупок в магазинах одежды по больничному кредиту. — Видите? — Он хихикает. — А я уж было испугался, сэр. Если б мы и правда забрали что-нибудь из вашего, это было б незаконно. Вы б могли заявить на нас в полицию и были бы совершенно правы. Вы б могли обратиться…
— Но мне сказали, я могу покупать все, что захочу! У меня было пособие! Я…
— Послушайте, сэр, — говорит лысый, глядя, как очередная партия шляп и костюмов проплывает мимо нас к выходу, и что-то отмечая в папке, — я не адвокат и не какой-нибудь там законник, но зато не возьмусь и припомнить, сколько лет занимаюсь вот этим делом. Если мне не верите, сэр, то можете сами проверить, что все это барахло принадлежит больнице, а вы им только пользовались. Позвоните туда, сэр, и вам скажут.
— Но…
— Сэр, я уж не знаю, чего вам такого наговорили, но если мне не верите — проверьте. Чего проще?
— Я… — Мне становится нехорошо. — Послушайте, а что если вы… перерыв сделаете, а? Только на минутку, а? Пожалуйста! Дайте позвонить моему лечащему врачу. Это доктор Джойс, вы наверняка о нем слышали. Он во всем разберется. Должно быть, это…
— Недоразумение? — Лысый от души смеется. — Не обижайтесь, сэр. Простите, что перебил, но как тут не смеяться? Знали б вы, сколько людей мне это говорили! Кабы мне каждый раз платили по шиллингу, давно был бы миллионером. — Он качает головой, вытирает щеку. — Ладно, сэр, если вы и правда в это верите, лучше свяжитесь с соответствующими инстанциями. — Он оглядывается. — Тут где-то телефон был…
— Не работает.
— Да что вы, сэр! Работает. Я полчаса назад звонил в департамент, сказал, что мы уже здесь.
Я нахожу телефон на полу. Он совсем плох, только щелкает, когда я пытаюсь набрать номер. Рядом наклоняется лысый.
— Что, сэр? Отключили? — Он смотрит на часы. — Однако рановато, сэр. — Он делает новую пометку в папке. — Ну и шустер же народ на станции! — Он негромко причмокивает губами и восхищенно качает головой.
— Послушайте, а все-таки нельзя ли чуть-чуть подождать? Дайте мне переговорить с врачом, он во всем разберется. Его зовут доктор Джойс.
— Так в этом нужды нет, сэр, — радостно заявляет лысый. И тут ко мне в голову заползает противная до тошноты мыслишка. Лысый ворошит листы в папке, ведет пальцем по предпоследнему. — Ну вот же, сэр. Вот сюда гляньте.
Там подпись доброго доктора.
— Видите, сэр, он уже в курсе, — говорит лысый. — Это с его разрешения…
— Да. — Я сажусь и гляжу в голую стену перед собой.
— Ну так что, сэр, вы удовлетворены? — В голосе лысого нет ни малейшей иронии.
— Да, — слышу собственный голос. Я в шоке, в ступоре, в ватном коконе; все чувства угасли, их пепел разворошен и залит водой.
— Сэр, боюсь, нам все-таки придется взять и то, что на вас. — Бригадир грузчиков смотрит на мою одежду.
— Не верю, что вы это всерьез, — отвечаю вяло.
— Всерьез, сэр. Да не расстраивайтесь вы так. Мы вам спецовку принесли. Новую, между прочим. Хотите прямо сейчас переодеться?
— Это же смехотворно.
— Понимаю, сэр, но ведь правила — они на то и правила, верно? Да вы не сомневайтесь, спецовочка вам понравится. Новехонькая!
— Спецовочка?..
Она ядовито-зеленая. Туфли, брюки, рубашка и очень грубое нательное белье.
Я переодеваюсь в опустошенной туалетной комнате, в голове так же пусто.
Кажется, мое тело решило жить по своему разумению. Оно, как робот, совершает движения, которых от него ждут, затем останавливается и ждет нового приказа. Я аккуратно складываю свою одежду, а когда добираюсь до пиджака, замечаю платок Эбберлайн Эррол. Вынимаю его из нагрудного кармана.
Я возвращаюсь в гостиную. Лысый смотрит телевизор, там идет какая-то викторина. Он выключает телевизор при моем появлении с охапкой одежды. Надевает черную шляпу.
— Вот этот платок, — кивком указываю на носовой платок, венчающий охапку. — Он с монограммой. Можно, я его оставлю?
Лысый взмахом руки велит помощнику взять у меня одежду. Сам же берет носовой платок и сверяется с перечнем в папке. Острым карандашом стучит по одной из строчек:
— Да, тут есть носовой платок, но… насчет буквы на нем — ничего. — Он встряхивает платок, подносит к глазам и рассматривает вышитое синее «О». Я уже начинаю опасаться, что он сейчас вытянет нитку и отдаст мне. — Ладно, оставьте, — раздраженно говорит он. Я беру платок. — Но вам придется выплатить его стоимость из нового пособия.
— Благодарю вас. — В такой ситуации быть вежливым до смешного просто.
— Ну вот, собственно, и все, — серьезным тоном произносит он и прячет карандаш. Мне этот жест напоминает о добром докторе. Лысый указывает на дверь:
— После вас.
Я сую носовой платок в карман ярко-зеленой спецовки и покидаю квартиру вслед за лысым. Из грузчиков остался только один, с какой-то бумагой, скатанной в трубку, и пустой картинной рамкой. Он ждет, когда начальник запрет и опечатает дверь, потом что-то шепчет ему на ухо. Бригадир берет и разворачивает бумагу, и я вспоминаю, что это рисунок Эбберлайн Эррол.
— Ваше?
Я киваю:
— Да, подарок от…
— Держите. — Он сует рисунок мне и отворачивается. Вместе с подчиненным уходит по коридору.