Мост - Страница 48

Эбберлайн Эррол глядит в свой бокал. Я собираюсь что-то сказать насчет складочки, миг назад образовавшейся у нее на лбу, но тут гаснут огни.

Мы остаемся в сиянии нашей свечи, на других столиках тоже качаются и мерцают огоньки. Включаются тусклые аварийные лампы. Звучит глухое фоновое бормотание. Снаружи один за другим исчезают огни траулеров. Аэростаты уже не видны, потому что не отражают свет моста. Очевидно, все громадное сооружение погрузилось в мрак.

Это самолеты. Они летят с погашенными огнями со стороны Города, их гул разносится в ночи. Мы с Эбберлайн Эррол встаем и подходим к окну, и рядом с нами выстраивается много других посетителей, и все вглядываются во мглу, отгораживая глаза ладонями от слабого света аварийных ламп и свечей, прижимаясь носами к холодному стеклу, как школьники у витрины со сластями. Кто-то растворяет окно.

Источник звука — почти на одной высоте с нами.

— Вы их видите? — спрашивает Эбберлайн Эррол.

— Нет. Но, судя по звуку, они совсем близко.

Самолеты невидимы, их навигационные огни не горят. В небе нет луны, а звезды слишком слабы, им не осветить летательные аппараты.

Звук начинает удаляться. Похоже, темнота самолетам не помеха.

— Как думаете, им это удастся? — спрашивает мисс Эррол, неотрывно вглядываясь во мрак. От ее дыхания туманится стекло.

— Не знаю, — говорю искренне. — А если удастся, я не удивлюсь.

Она закусывает нижнюю губу, кулачки прижаты к темному оконному стеклу, на лице возбуждение. Она кажется такой юной…

И тут загораются лампы.

Самолеты оставили свои бессмысленные сообщения — клочки дыма едва видны, это мгла на фоне мглы. Мисс Эррол садится и берет стакан. Когда я поднимаю свой, она наклоняется ко мне через стол и заговорщицки произносит:

— За наших бесстрашных авиаторов, откуда бы они ни были.

— И кем бы они ни были, — касаюсь ее стакана своим.

Когда мы уходим, среди более осязаемых ресторанных ароматов едва улавливается легкий маслянистый чад. Загадочные сигналы исчезнувших самолетов сливаются друг с другом и текут через структурную грамматику моста, словно критика.

Мы ждем поезда. Мисс Эррол курит сигару. В роскошном зале ожидания играет музыка. Девушка потягивается в кресле и позевывает.

— Извините, — говорит она и добавляет:

— Мистер… постойте, если я вас буду звать Джон, вы согласны звать меня Эбберлайн? Но только не Эбби?

— Ну разумеется, Эбберлайн.

— Договорились, Джон. Как я поняла, ты совсем не в восторге от своего нового жилища?

— Это лучше, чем ничего.

— Да, разумеется, но…

— Но все-таки не ахти. И без мистера Линча я бы там совсем пропал.

— Гм… да, наверное. — У нее задумчивый вид. Она пристально глядит на свой черный блестящий сапог. Проводит пальцем по губам, серьезно смотрит на сигару. — О! — Гладивший губы палец показывает вверх. — Идея! — Теперь ее улыбка шаловлива.

— Это мой дедушка по отцовской линии построил. Секундочку, найду выключатель. Кажется, он где-то… — Раздается глухой удар. — Черт! — Мисс Эррол хихикает. Слышу ритмичный шелест, — кажется, это плотный шелк трется о гладкую женскую кожу.

— Ты цела?

— Цела! Голенью стукнулась. Где-то здесь они, лампы. Кажется, нашла… нет. Вот зараза, ничего не вижу. Джон, у тебя, случайно, зажигалки не завалялось в кармане? Я от последней спички прикурила.

— Извини, нет.

— Черт! А тросточку не одолжишь?

— Пожалуйста. Держи. Да вот она… Нашла?

— Да, спасибо, взяла. — Я слышу, как она постукивает и поскребывает, ищет путь во тьме. Ставлю на пол чемодан и жду, — может, глаза привыкнут к мраку и удастся что-нибудь различить. Вроде бы в углу есть что-то светлое, но все остальное абсолютно черно. Издали доносится голос Эбберлайн Эррол:

— Он хотел гнездышко рядом с эспланадой, а здесь — самое подходящее место. А потом наверху построили спортивный центр. Дедуля был слишком горд и не согласился взять компенсационный выкуп, поэтому квартира осталась в семье. Папа хотел продать, да никто не предлагал хорошей цены. Вот мы и устроили здесь кладовку. Кое-где потолок отсырел, но мы починили.

— Ясно. — Я слушаю девушку, но воспринимаю только звуки моря. Поблизости о камни или пирсы разбиваются волны. Я и чувствую море — в воздухе господствует его сырая свежесть.

— Ну наконец-то, — звучит приглушенный голос Эбберлайн Эррол.

Щелчок — и все освещено. Я стою в огромной полутораэтажной квартире, преимущественно с открытой планировкой. Кругом полно старой мебели и упаковочных ящиков. С высокого, в пятнах сырости, потолка гроздьями свисают причудливые люстры, стены облицованы потемневшими от времени деревянными панелями, лак с них облупился. Везде — белые полотнища, они полускрывают старинные, тяжеловесные серванты, платяные шкафы, кушетки, стулья и комоды. Другие предметы мебели зачехлены полностью и даже обвязаны веревками — ни дать ни взять огромные и пыльные подарки. Там, где раньше угадывались пятна света, сейчас — длинный экран непроглядной черноты, за незашторенными оконными стеклами видна ночь. Из соседней комнаты появляется Эбберлайн Эррол, широкая плоская шляпка все еще на ее голове. Девушка хлопает в ладоши — отряхивает пыль.

— Ну, так-то лучше. — Она оглядывается. — Тут чуток сыро и пыльно, зато тихо. И места побольше, чем у вас на У-седьмом. — Она возвращает мне тросточку, потом ходит среди мебели, откидывает простыни и чехлы, заглядывает под них. При этом она поднимает тучи пыли и чихает. — Тут где-то должна быть кровать. — Она кивком указывает на окна:

— Может, закрыть ставни? Обычно здесь сумрачно, но утром солнце может разбудить.