Мост - Страница 65

Она стянула пиджак с его плеч. Он решил ответить на этот эротический призыв, рожденный отчаянием и горем, и очень быстро отказался от мысли увести ее в какую-нибудь комнату поуютнее прихожей с ее сквозняком, холодными керамическими плитками пола и колючей циновкой. В этом уже не было необходимости, его тело как будто проснулось и осознало, что же происходит. Как будто он заразился от Андреа мгновенно передающейся лихорадкой. Слепая, нерассуждающая страсть охватила и его, он умирал от желания, никогда еще он не хотел ее так сильно. Они упали на коврик для ног, она притянула его к себе, не снимая пальто и платья. Для них обоих все закончилось в считаные секунды, и только после этого она заплакала.

Адвокат оставил ему свои клюшки для гольфа — красивый жест. Вдова, у которой были собственные сбережения, получила дом на Морэй-плейс. Сын унаследовал все книги по юриспруденции и две наиболее ценные картины. Остальное досталось Андреа, за исключением нескольких тысяч фунтов для детей сына, племянников и племянниц и взносов в парочку благотворительных учреждений.

У сына хватало хлопот с оформлением наследства, поэтому он и Андреа отвезли миссис Крамон в Прествик — ей предстояло ночью лететь в США. Он обнимал Андреа за худые плечи и смотрел, как самолет поднимается, разворачивается над темным Клайдом, направляется в Америку. Он не соглашался уезжать, пока самолет не исчезнет из виду, поэтому они стояли и глядели, как слабее и слабее мигают в последних лучах дня его бортовые огни. Где-то над Малл-оф-Кинтайром, уже почти скрывшись из глаз, самолет вдруг вынырнул из тени Земли в лучи закатного солнца, и засверкал его инверсионный след, восхитительно розовый на густосинем фоне. У Андреа даже захватило дух, и она хихикнула — в первый раз с тех пор, как услышала новость о смерти отца.

Он и не подозревал, что инверсионный след может проявиться так внезапно. О чем и сказал ей, когда машина катила по берегу глубокой темной реки. А еще, после недолгих колебаний, признался, как год назад пытался ехать по следу улетающего в Париж борта. Она его назвала сентиментальным дурачком и поцеловала.

Они съездили навестить его отца, а потом несколько дней колесили по стране. Возвращаться в Париж ей предстояло только через две недели, да и его не ждала никакая неотложная работа Поэтому они просто ехали куда глаза глядят, ночевали в маленьких гостиницах с полупансионом и понятия не имели, куда их черти понесут завтра. Повидали острова Малл и Скай, мыс Кейп-Рат, Инвернесс, Абердин, Данфермлин (там отдохнули вместе со Стюартом и Шоной), потом обогнули Мосты и город и двинули через Куросс и Стерлинг, мост Блайт-бридж и Пиблс к границам. В дороге отпраздновали ее день рождения, он подарил браслет из белого золота. В последний день они ехали из Джедбурга в Эдинбург, и она вдалеке увидела башню.

— Давай свернем, — предложила Андреа.

На «саабе» от трассы удалось проехать только полмили. Припарковались на узком пустом проселке, она надела кроссовки, он взял фотоаппарат. Предстояло идти через поле, а затем подниматься через кустарник и густые заросли орляка к основанию башни — широкой, поросшей травой скале. С дороги башня виделась маленькой, вблизи же оказалась громадной, массивной, — вероятно, памятник тому, как местный лэрд решил в начале прошлого столетия проблему безработицы. А заодно, возможно, монумент, посвященный какому-то конкретному человеку и какой-то конкретной битве.

Казалось, эта темная каменная кладка уходит в бесконечность, тонет в бездонном ветреном небе. Тяжелая серая деревянная надстройка была похожа на открытую обзорную площадку, венчал ее смешной деревянный шпиль. Странно, подумал он, что здесь нет ни подъездной дороги, ни автостоянки, ни лавки сувениров, ни турникетов, ни администрации, ни билетов, ни толп народа. Тропинки и той нет. Они стояли, задрав головы, и смотрели вверх. Уже при взгляде со склона холма башня внушала трепет. Он снял несколько кадров.

Андреа повернулась к нему с ухмылкой:

— Как, говоришь, она называется? Он заглянул в захваченную с собой карту автодорог, пожал плечами:

— Пенилго вроде…

— Пенис — ого! — рассмеялась она. — Интересно, а войти можно?

Она пошла к низкой узкой дверке. Та была завалена большими камнями. Андреа попыталась их откатить.

— Ну-ну, флаг тебе в руки, — ухмыльнулся он, а затем пришел на помощь. Часть камней откатил, часть отбросил.

Дверь отворилась. Андреа похлопала в ладоши и шагнула в проем.

— Оба-на! — воскликнула, когда он прошел следом.

Башня оказалась полой — огромная каменная труба. В ней было темно, земляной пол усыпан голубиным пометом и крошечными мягкими перышками, и в сумраке разносилось слабое эхо воркования потревоженных птиц. Словно робкие, жидковатые аплодисменты, раздались вдруг хлопки крыльев. Несколько голубей в вышине пролетели через пыльные снопы солнечных лучей, проникавших через деревянный купол. Остро пахло птицами. Узкая винтовая лестница — каменные блоки торчат из стены — поднималась сквозь увенчанный светом сумрак.

— Потрясающе! — выдохнул он.

— Сколь нежен звук… Прямо толкиновщина. — Запрокинув голову, она глядела вверх, рот был приоткрыт.

Он подошел к нижней ступеньке лестницы, снабженной узкими металлическими перилами на хилых, очень ржавых прутьях. «Века полтора, если это оригинал, — подумал он. — А то и больше». Он с сомнением покачал головой.

— По-твоему, это не опасно? — хрипло спросила она.

Он снова посмотрел вверх. Похоже, до вершины путь не близок. Футов полтораста? Двести? Он вспомнил о камнях, которые только что откатил от двери. Она тоже подняла голову, поймала голубиное перо, поглядела на него. Он пожал плечами: