Мост - Страница 66

— А хрен ли? — И стал подниматься по каменным ступеням.

Она немедленно пошла следом. Он остановился:

— Дай я немного вперед пройду, я потяжелее. — Он поднялся еще ступенек на двадцать, держась поближе к стене и не опираясь на перила. Она тоже шла, но не приближалась. — Кажись, все в порядке, — сказал он на полпути, поглядев вниз, на кружок пятнистой мглы в основании башни. — Не удивлюсь, если окажется, что здесь тренируется местная команда регбистов — носятся каждый день вверх-вниз.

— Ну да. — Больше она ничего не сказала.

Они поднялись наверх. Там их ждала широкая восьмиугольная платформа из дерева, покрашенного серой краской: толстые бревна, солидные доски и крепкие, надежные перила. Оба тяжело дышали, у него сильно билось сердце.

Был ясный день. Они стояли, переводя дух, и ветер теребил им волосы. Вдыхая свежий, прохладный воздух, он прошелся вдоль перил по площадке; он впитывал все, на что падал взор, и сделал несколько фотоснимков.

— Как думаешь, можно отсюда Англию увидеть? — подойдя к нему, спросила она.

Он глядел на север и гадал, что это за пятно на горизонте, за грядой покатых холмов. Может, уже над Эдинбургом? Он мысленно наказал себе купить туристский бинокль и держать его в машине. Огляделся и проговорил:

— А то! Да в ясный день ты отсюда свою матушку увидишь.

Она обняла его за талию и прижалась, положила голову ему на грудь. Он гладил ее волосы.

— Как насчет Парижа? — спросила она.

Он глубоко вздохнул, посмотрел мимо нее, на красивый пейзаж: холмы, леса, поля и зеленые изгороди.

— Да, можно и Париж. — Он заглянул в ее зеленые глаза:

— Париж ты небось откуда угодно разглядишь.

Она ничего на это не сказала, только крепче прижалась. Он поцеловал ее в макушку:

— Ты и правда возвращаешься?

— Да. — (Он почувствовал, как она кивнула, щека потерлась о его грудь.) — Да, я возвращаюсь.

Он еще какое-то время разглядывал далекий ландшафт, следил, как ветер шевелит верхушки сомкнутых елей. Рассмеялся, но звук не вырвался из горла, остался в груди. Лишь передернулись плечи.

— Ты чего? — спросила она, не поднимая головы.

— Да так, ничего, — ответил он. — Вряд ли ведь ты скажешь «да», если предложу выйти за меня замуж.

Он гладил ее волосы. Она медленно подняла голову, и ему ничего не удалось прочитать на ее безмятежном лице.

— Вряд ли, — медленно кивнула она, и в глазах появилась блестка. Андреа внимательно всмотрелась сперва в один его зрачок, потом в другой, и крошечная складка прочертилась меж круто изогнутых темных бровей.

Он пожал плечами и отвел взгляд:

— Ладно, проехали.

Она снова прильнула к нему, положила голову ему на грудь.

— Не сердись, малыш. Если б замуж, то только за тебя. Просто это не мое.

— И ладно, и к черту. Видно, и не мое. Просто жутко не в кайф снова так надолго с тобой расставаться.

— А зачем расставаться? — (Ветер бросил ему в лицо ее глянцевитые рыжие волосы, защекотал ими нос.) — Понимаешь, это ведь не только из-за Эдинбурга, это еще и из-за тебя, — тихо сказала она ему. — Мне нужно найти свое место в жизни, а ведь я так легко схожу с прямой дорожки, стоит услышать ласковые слова или увидеть красивую задницу… Ладно, мы ведь о тебе говорим. Ты уверен, что не хочешь себе подыскать милую женушку-хлопотунью?

— О-о, — протянул он. — Еще как уверен.

Она его поцеловала. Сначала легонько, но он прислонился спиной к серому вертикальному брусу, сжал ее ягодицы и засунул язык ей в рот. При этом думал: «Сломается чертов брус — и хрен с ним. Может, я больше никогда в жизни не буду так счастлив, как сейчас. Есть способы угробиться и похуже».

— Ах ты, шельмец сладкоречивый! — Она отстранилась от него, на лице появилась знакомая усмешка. — Все-таки уболтал меня.

Он рассмеялся и прижал ее к себе.

— Самка ненасытная!

— Ты умеешь разбудить во мне самое лучшее. — Она ласково ухватила его за промежность, ощутила сквозь джинсы растущую эрекцию.

— А я вообще-то думал, у тебя критические дни начались.

— А даже если и так? Ты что, вампир, кровушки боишься?

— Конечно не боюсь, только я не прихватил бумажных салфеток или…

— Ну что вы, мужики, такие брезгливые, — прорычала она и укусила его за грудь через рубашку и вытянула из кармана своей куртки тонкий белый шарф, как фокусник извлекает кролика. — Держи. Это если надо будет почиститься. — И закрыла ему рот своими губами.

Он вытянул из ее брюк рубашку, посмотрел на шарф, который держал в другой руке.

— Это ведь шелк, — сказал он. Она потянула вниз замок его молнии:

— Ты уж мне поверь, малыш: я достойна самого лучшего.

Потом они лежали, чуть дрожа на холодном идольском ветру, который продувал крашеное деревянное сооружение. Он ей сказал, что кружки вокруг ее сосков похожи на розовые шайбы, соски — на болты цвета лекарственного алтея, а узкие щелочки на них — на пазы для отвертки. Ее рассмешили эти сравнения. Она смотрела на него, и на ее лице было ироничное, плутоватое выражение.

— Ты и правда меня любишь? — недоверчиво спросила Андреа.

— Боюсь, что да.

— Ну и дурачок, — ласково упрекнула она и подняла руку, чтобы поиграть с прядью его волос. И улыбнулась.

— Это ты так считаешь. — Он на секунду сдвинулся ниже, чтобы поцеловать ее в кончик носа.

— Да, — согласилась она, — я ветреная и себялюбивая.

— Ты щедрая и независимая. — Он откинул с ее лба сдвинутый ветром локон. Она рассмеялась и потрясла головой.

— Любовь слепа, — сказала она.

— Да, мне все это твердят, — с притворной грустью вздохнул он. — Самому-то не видно.